Секстеррорист Из цикла "Дворик на Низами"

Дверь дрогнула и затряслась под ударами детских кулачков. Где-то в отдалении, в углу застекленной веранды, зазвенело плохо закрепленное стекло.
- Дядя Сёма, дядя Сёма, идите быстрей, дааа, ваш Разбойник убивает нашу Мэри…
Софа, жена Сёмы, села там, где стояла, посреди кухни, около таза с бельем. На счастье, под ее внушительный зад подвернулась одна из табуреток, расставленных по кухне. До ее сознания дошли только отдельные слова, сложившиеся в произвольном порядке и вызвавшие у нее панику.
Сначала она поняла, что кто-то кого-то убивает. И при этом этот "кто-то" из их семьи. Потом она стала судорожно соображать, кто такая Мэри, какой-такой разбойник, и только очень нескоро, она поняла, о чем идет речь. Сил встать у нее все еще не было, поэтому она просто с размаху швырнула какую-то мокрую одежонку в дверь, за которой тихонько играла музыка и легонько позвякивали какие-то железки. Раздался мягкий шлепок, и этого удара хватило, чтобы дверь начала открываться.
- Семен, – громким, с перепугу, голосом вскрикнула Софа. – Семен, брось все и иди к Джаффару. Твой Разбойник опять прорвался к нему. И не матерись, - грозно добавила она. – А то Ленчик услышит.
За ее спиной открылась дверь другой комнаты и ехидный голос внука произнес:
- А то я не слышал…
- Ты слышишь, Семен, Этот твой Разбойник перепортил не только всех невест на улице, он уже начал портить нам внука…

В комнате послышалось недовольное бурчание и Семен вылез на кухню. Он знал, что когда его тишайшая жена величает его полным именем - дело плохо и семейная лодка полным ходом несется на рифы скандала. И скандал пойдет по давно утвердившемуся сценарию.
Нет, Софа не будет кричать на него, швырять в него тарелками и чашками, она просто плюхнется на диван и будет хватать себя за сердце, завязывать голову полотенцем и стенать, как привидение средневекового замка. От ее слез будет сыро в доме, а жалостливые соседки будут стучать в дверь и вежливо интересоваться: "Тетя Софа, вы еще живой или вызвать "Скорую помощь"?". А потом, сидя около болящей и перешептываясь демонстративно громко, будут осуждающе поглядывать на Сему, или на дверь, за которой он укрылся. Любимая дочь, и действительно жалея мать, и возмущенная тем, что из-за родительского скандала готовить обед и мыть посуду несколько дней предстоит ей, будет ворчать на отца. И даже Ленчик, безумно любящий деда, но искренне переживающий за бабушку, погладив ее по голове и сказав: "Бедная, бедная бабуля", по примеру мамы, укоризненно посмотрит на деда. Когда еще не было Ленчика, Сема выдерживал характер пару дней, выкурив за это время массу крепчайшей "Авроры", но сейчас подрастающий внук своими осуждающими глазами мгновенно заставлял Сему выкинуть белый флаг.
И поэтому Сема быстренько ушел от неприятностей, сунул в карман пачку сигарет, прихватил из бара, не реагируя на возмущенное ворчание и жестикуляцию Софы, бутылку коньяка, подобрал спецковрик и направился к соседу. Зайдя в соседний двор, Семен задрал голову и посмотрел на второй этаж, где жил Джаффар. Даже здесь, внизу был слышен голос Джаффара, неясно бубнящего что-то, время от времени прерываемый отчаянным кошачьим мявом.
Семен символически стукнул в дверь, вошел в квартиру и поздоровался. Джаффар тяжело вздохнул, пожал Семену руку и мрачно сказал:
- Слуший, этот сволочь или убить или яйца резать надо. Клянусь мамой, еще такой кот не видел. Если так оставишь, валла, он еще нас с тобой ночью на улисе поймает…

Теперь уже Семен тяжело вздохнул и посмотрел в угол. Там, ощетинившись и грязно матерясь по-кошачьи, сидел перепуганный, но не сдающийся Разбойник. Увидев в руках хозяина знакомый ковер, он завыл еще страшнее, но Семену показалось, что в вое проскользнуло облегчение. Отработанным движением коврик полетел в кота и накрыл его. Разбойник отчаянно сражался за свою свободу, но, умело закатанный в плотную ткань, затих, лишь изредка напоминая о себе низкими и возмущенными воплями. Очевидно приняв печальную неизбежность коврового плена, как наказание за успешную, но нечаянно обнародованную сексмиссию.

- Слушай, ему что, уличный кошка мало, дааа? – искренне удивлялся Джаффар. – Полная крыша. Любой цвет. Нет, ааа… Он должен через форточка лезть, марля рвать, чтобы наш Мэри е… - Джаффар испуганно запнулся, глянул на внучку и поправился – любовь делать.

Мэри потрясающе изящная белая кошечка, сидела на коленях Лалы, внучки Джаффара, и всем своим видом показывала, как противны ей были приставания этого грязного мужлана и как она счастлива, что, наконец-то, он оказался в ковровом плену. А девочка была по-настоящему испугана. Придя домой из школы с дедом, и, зайдя в квартиру несколько раньше, поскольку тот на улице остановился с соседом, она увидела свою любимицу, прижимаемую к полу каким-то страшно воющим черным зверем. Она кубарем скатилась вниз и закричала:
- БабА (дедушка, аз.), нашу Мэри какой-то зверь убивает.

Джаффар влетел домой, мгновенно оценил обстановку, а так же установил личность "убийцы" и понял, что без подмоги не обойтись. Он крикнул внучке, чтобы бежала к Кацнельсону и позвала его, потому что это его кот, а сам, ухватив швабру, пошел на абордаж. Лишь только узрев лохматое орудие наказания, Разбойник, завывая, тут же попытался удрать через форточку, но дорога была перекрыта ругающимся на двух языках шваброносцем и поэтому он рванул в угол. Но и по скорости его отступления, никак не согласующейся с его легендарной строптивостью, да и по замеченному вначале довольному выражению его морды, Джаффар предположил, что покушение на честь Мери было успешным. В сердцах он запустил шваброй в Разбойника. Теперь она, чуть подранная Разбойником, валялась в углу, а он сам периодически взревывал из ковровой упаковки.

Семен прихватил из проволочной сушилки два чистых стакана и налил. Джафар покосился на внучку, и, решив, что она уже в состояние исполнять роль хозяйки, сказал:
- Ай балам (деточка, аз.), Лала-джан, в холодильнике шакалат есть, принеси, дааа..
Лала неохотно оставила страдающую Мэри и принесла шоколад. Мужчины выпили и отломили по коричневому квадратику.
- Слушай, Сёма, ти гиде такой кот нашел?
Семен обреченно махнул рукой и вместо ответа налил еще.

…Этот кот был его крестом, наказанием ему за нелюбовь к кошачьему роду. И в далеком детстве, и в юности не любил Сема кошек. И за вороватый нрав, и за вонючесть меток. Даже постреливал в них из рогатки. Но после фронта что-то сломалось в нем. То ли, насмотревшись на страдания людей, мягче стал, то ли осталась в памяти исхудавшая кошица, орущая на дереве недалеко от разрушенной деревни. Которая даже не дралась, а сразу благодарно залезла за пазуху, в теплый полушубок и благодарно замурлыкала там. И это ощущение уюта, внезапно павшее на него среди закопченного снега, в воздухе, пропахшем гарью и порохом, навсегда осталось в нем.
Вернувшись, женившись, он уже много терпимее был к хвостатым разбойникам. Даже изредка подкармливал, если никто не мог увидеть его благодеяния. А совсем немного лет назад, идя по улице, услышал жалобный писк, доносившийся из топки котла кирщиков.
- Сгоришь ведь завтра, дурак, - сказал Сёма, опустившись на четвереньки и заглядывая в топку.
На него зашипели. Сёма стащил с головы кепку и стал ловить злючку. С третьей попытки ему это удалось. Перепачканный золой черный чертенок с белыми, но тоже грязными ушами и белыми очками вокруг наглых глаз, делавшими его похожим на лемура, сердито шипел из кепки. И Семен вдруг почувствовал, что он не может его бросить на улице. Стыдясь самого себя, он пришел домой, прижимая к груди замурзанную кепку, и потребовал у Софы картонную коробку. Софа, возящаяся у плиты, ткнула пальцем на шифоньер, где на всякий случай лежали несколько коробок от обуви. Сёма достал коробку, положил туда не подлежащую уже чистке кепку, и попросил молока. Софа, оторвавшись от готовки, и разобравшись в ситуации, хотела что-то сказать, но, увидев смущенную физиономию мужа, просто достала блюдечко, налила в него молока и поставила на пол.

Котишка рос общительным, шкодливым, и по мере врастания в семью его первоначальная кличка Очкарик была сменена на гораздо более подходящую его сущности - Разбойник. А когда он вступил в пору зрелости и стал наводить ужас на хвостатых мамзелей округи, Сёма наедине стал его называть Перехватчиком, втайне гордясь неутомимостью своего любимца.
А потом Разбойник влюбился. Окна Кацнельсона и окна Джаффара выходили на общую соседскую крышу, на которой вели как обычную, так и половую жизнь, множество окрестных кошек. И вот как-то, на свою беду увидел черномазый котище белоснежную Мэри, лениво потягивающуюся за окном. В отличие от Разбойника, Мэри была домашней кошкой, с хорошей репутацией, на улицу не ходила и только лишь высокомерно наблюдала за соплеменниками, устроившись на окне. Трудно сказать, сколько килограммов помидор, лука и ведер воды потратил Джаффар и его домашние, чтобы отвадить кота. Он ловко уворачивался, терпеливо обсыхал, и продолжал петь серенады под окном. И, наконец, добился своего. С третьей попытки. Во время двух предыдущих его вторжение успели вовремя пресечь. Но рассмотрели агрессора, опознали и пошли жаловаться Кацнельсону. Сёма только развел руками, откровенно не зная, что делать. Только посоветовал уходя, не оставлять открытых окон…

Семен встал, поднял с пола дергающийся и ругающийся сверток, который для верности все это время, пока они расправлялись с коньяком, придерживал ногой, и пошел к двери. На пороге остановился, и сказал, усмехнувшись:
- Слушай, Джаффар, мы теперь с тобой, кажется, родственники?
Джаффар открыл рот, похлопал глазами, а потом и сам ухмыльнулся в прокуренные и седые усы:
- Ада, ти хочешь сказат, что мы с тобой сейчас за кошкин свадьбу выпивали???

Семен шел вниз по леснице, хохоча во все горло, ему аккомпанировало сердитое рычание из свертка и хриплый смех Джаффара, стоящего в дверях.